Ксения Светлова. На каблуках по Ближнему Востоку

Количеству адреналина в жизни Ксении Светловой мог бы позавидовать любой, самый отчаянный искатель приключений. Не многие бы решились в одиночестве, без съемочной группы, отправиться на египетскую площадь Тахрир в самый разгар революции или обратиться напрямую к Ясиру Арафату с просьбой дать интервью.

 

Новая участница проекта сети Jack Kuba «Женщины, которые нас вдохновляют» — Ксения Светлова. Журналист, арабист, депутат Кнессета 20-го созыва, докторант Еврейского университета в Иерусалиме.

Все участницы проекта «Женщины, которые нас вдохновляют» , созданного сетью Jack Kuba – русскоязычные израильтянки, чьи судьбы и достижения свидетельствуют о внутренней силе, об умении находить свой путь и добиваться высоких результатов, о желании следовать за своей мечтой и воплощать ее в жизнь. Jack Kuba решили объединить эти истории в один проект, рассказывающий об успехе, мотивации, силе духа и любви к своему делу. Около трех лет назад проект возглавила Дорит Голендер, бывший посол Израиля в России, один из создателей и главный редактор радиостанции «РЭКА»-«Голос Израиля» на русском языке. С тех пор в нем приняли участие многие русскоязычные израильтянки, чей жизненный путь и успехи могут вдохновить других женщин: Нета Ривкин, Диана Голби, Елена Лагутина, Маша Троянская, Лена Блаунштейн, Алия Судакова, Ольга Бакушинская, Ольга Раз, Лариса Тетуева, Лена Крейндлина, Наташа Манор, Илана Кратыш, Таня Кисилевски, Алена Кошеватская, Елена Яралова, Диана и Ирина Вайсман, Белла Койфман, Наташа Гурович, Лиана Одикадзе, Ева Левит.

Первая мысль: «Израиль к Египту близко»
Тяга к Востоку началась еще в детстве, лет с восьми, с книг. Отец – московский искусствовед приносил их домой в большом количестве. Однажды он принес книгу своего друга, венгерского историка Домокоша Варги «Древний Восток: у начал истории письменности», и кроме рассказов о Шумере, Китае, Индии, в ней было про Древний Египет. Именно тогда меня пленили пирамиды и фараонская история.

К журналистике интерес возник чуть позже. Я же дитя перестройки, помню, как мама и бабушка, не отрываясь, смотрели XXVII съезд, потом появился «ВиД», «600 секунд», питерская программа «Зебра», я читала бабушкины журналы и меня восхищало, как журналисты снимают, как шелуху с лука, ложь и добираются до правды, какие пласты поднимают журналисты и историки. И я поняла, что хочу так!

Меня всегда интересовало, кем я буду, кем я стану и в 12 лет я решила, что буду поступать или на факультет журналистики, или на востоковедение Московского университета. А тут случился 90 год и началось большое движение в сторону Израиля и мама, очертя голову, решает ехать. У нас в Израиле никаких роственников не было, с трудом были какие-то знакомые и все же мы поехали, три женщины – мама, бабушка и я.

Когда мы окончательно решили, что мы уезжаем в Израиль, моей первой мыслью было: «К Египту близко!». И, кстати, когда я здесь закончила школу, мы с мамой таки поехали в мою первую турпоездку в Египет.

Где моя настоящая работа?
Я даже думала учить в университете египтологию, но в последний момент все-таки поступила в Еврейский университет в Иерусалиме на журналистику и позже начала учить востоковедение. Как раз, когда я закончила учебу, разразилась вторая интифада. Мы все были в шоке, тот самый Новый Ближний Восток, который нам обещали, ускользал из рук. Именно в этот момент мне нужно было как-то искать работу, без опыта, без связей, у меня были только языки и полученные в университете знания.

Благодаря знанию арабского, мне подвернулась работа в Министерстве просвещения, в отделе подтверждения дипломов. Я занималась дипломами из-за границы, полученными в арабских государствах. Я понимала, что это не мое, что это временное и приходящее и все время думала, где же моя настоящая работа?

Однажды, спустя примерно год, я разговорилась с одним из посетителей, он упомянул, что у него есть знакомый в Институте Восточной прессы, я тогда не сильно придала этому значение, а он, действительно, свел меня с Игалем Кармоном, президентом института MEMRI, где я и проработала последующие два года. Занималась переводами и распространением статей. Мы старались донести до общественности то, что происходит в арабской прессе, где источники террора и подстрекательства. Например, вот вроде вполне дружественные нам Египет и Иордания, а читаешь газеты и видишь, что, несмотря на все мирные соглашения, в некоторых из них свободно пишут, что террор, направленный против евреев – оправдан. Впрочем, были и совершенно обратные вещи, когда представители более реакционно направленных государств, предостерегали от насилия, объясняя, что оно в итоге будет направлено не только против Израиля, но и против самого арабского общества, и это было еще до ИГИЛа. Мне казалось, что очень важно показать, что есть люди, смотрящие в корень, люди, которые тоже понимают, что так дальше продолжаться не может.

Ходила по Девятке и не могла поверить, что это со мной
В 2002 году открылся 9 канал. Я совершенно случайно об этом узнала от мамы. Мы отдыхали на Мертвом море, она читала газету «Вести» и увидела сообщение, говорит, дескать, посылай резюме, ты же всегда об этом мечтала. Я сильно сомневалась стоит ли, во-первых, у меня уже есть интересная работа, во-вторых, у меня нет журналистского опыта, но резюме все-таки отправила.

Я не ждала, что мне перезвонят и уже даже начала забывать об этом, когда мне позвонили и пригласили на встречу с Аликом Гольцекером. С октября 2002 я начала работать на 9-ке как корреспондент по арабским вопросам и оставалась там до 2015, вплоть до ухода в политику.

Девятка – это основная и любимая моя работа. Помню, как пришла на пробные эфиры и ходила, как во сне, не могла поверить, что это происходит со мной. Это был самый разгар интифады, когда постоянно взрывались автобусы, вокруг творился кошмар, у меня еще никаких связей, я никого не знаю и мне нужно впервые выезжать в Палестинскую автономию.

Я чуть ли ни силой выдернула одного оператора, который туда ездил со 2 каналом и мне в тот раз удалось поговорить с тогдашним министром финансов (позже он стал премьер-министром) Салямом Файядом, который вообще не давал интервью. Такое настоящее журналистское везение!

Тогда же я впервые увидела Рамаллу – она оказалась очень похожей на Восточный Иерусалим и там живут такие же люди, как везде. Потом был Шхем, лагеря беженцев, Газа. Я никогда не чувствовала себя героиней – это моя работа, я еду брать интервью, я изучаю эти места.

 

На экзамене по вождению мне срочно понадобилось в Газу
У меня была целая череда больших журналистских удач. Началось все с интервью с Ясиром Арафатом. Я уже какое-то время работала на территориях, уже были какие-то связи. Однажды в разговоре с одним фатховцем, я упомянула, что мне бы хотелось поговорить с Арафатом, но я понимаю, что это невозможно, я знаю, что он уже давно дает интервью только тем журналистам, которых знает лично, включая представителей израильской прессы. «Невозможно? – ответил тот, -Посмотрим!» Я была уверена, что это пустая бравада, однако, через какое-то время он мне позвонил и предложил поехать сопровождающим корреспондентом с группой израильских арабов на встречу к Арафату. Встреча продолжалась 3 часа, в самом ее конце, когда охрана уже готовилась уводить Арафата, я подбегаю к нему и прошу ответить буквально на два вопроса. Он останавливается, целует мне руку и начинает со мной говорить, мы даже не садимся, разговариваем стоя, но в течение примерно 20 минут мы беседуем.

Позже было интервью с шейхом Ясином, которое мне даже не обещали. Вдруг, посреди экзамена на вождение, только я вхожу в машину, раздается звонок. Дескать, если сейчас, за два часа, я приеду в Газу, будет интервью. Я тут же прошу мне остановить и выхожу из машины. На недоуменный взгляд и вопрос экзаменатора, куда я пошла, отвечаю, что мне срочно нужно в Газу. Не знаю, что он обо мне подумал – девочка в джинсиках в самый разгар войны собирается в Газу…

Это интервью произвело на меня тяжелейшее впечатление. Он – классическое воплощение зла. Как у Булгакова: «Два глаза упёрлись Маргарите в лицо. Правый с золотою искрой на дне, сверлящий любого до дна души, и левый – пустой и чёрный, вроде как узкое игольное ухо, как выход в бездонный колодец всякой тьмы и теней». Само интервью не было чем-то выдающимся, он давал абсолютно банальные ответы, но весь его облик! Немощный старец, который одним словом может поднять на воздух автобус в Иерусалиме. На меня нахлынуло: я вспомнила всех знакомых, погибших в террактах, друзей, которые были ранены, в конце концов, себя, ведь я каждый день ездила на иерусалимских автобусах. Передо мной был человек, который все это решает!

Через три недели его ликвидировали, это было последнее интервью шейха Ясина израильской прессе.

В 2005 году я решила поехать в Ливан, сделать серию репортажей, вытащить несколько интересных историй. Билет в Бейрут я взяла из Москвы. Сидим мы с отцом на нашей московской кухне, пьем чай, вдруг в новостях передают, что убит ливанский премьер Рафик Харири. Нет, мне, конечно, было очень жалко Рафика, но мне лететь завтра и что теперь делать? Я попадаю в Ливан в самый критический момент истории.

Я прилетела в утро похорон и освещала их. Потом, в течение еще двух недель оставалась там во время «кедровой весны», революции, начавшейся после убийства Харири. Моя поездка приобрела совершенно иные очертания, совсем не те, что я планировала, когда собиралась в Ливан, по ее итогам вышла серия политических материалов в российской газете «Газета». А когда я вернулась домой, сделала 2 сюжета для Девятки. Это была, конечно, бомба!

Одна посреди революции
Конечно, с рождением дочерей, я стала осторожнее. Когда в 2011 мне предложили поехать в Каир во время революции, у меня сначала, конечно, были ломки. Но я поговорила с людьми, меня успокоили, дескать, все работают и ничего. Драма, конечно, но менее страшно, чем в Сирии или Ливане. В 2011 я полетела одна, мне не дали даже оператора. В полете думала о том, что детям еще нет двух лет, поди знай, что будет, как я буду возвращаться, вдруг отменят полеты. Но дурналистский инстинкт мне подсказывал, что все будет хорошо.
Я много раз отменяла поездки, разные поездки, так, например, не поехала в Иран. А здесь знала, что справлюсь – в Каире у меня много знакомых и я вооружилась телефонами посольств.

Приезжаю на площадь Тахрир, а там все тихо и спокойно. Ходят отряды самообороны, которые следят за порядком и охраняют журналистов. Оказалось, что там совсем не та картина, которую описывают. Я почти сразу встретила там знакомых и мы уже ходили все вместе. Вместе не так страшно, и когда ты внутри, тоже не так страшно. Конечно, я стала вести себя осторожнее, чем раньше. Например, на том же Тахрире, ближе к трем часам дня, когда становилось много людей, я заходила в здание, поднималась на третий этаж и оттуда наблюдала за происходящим, оттуда даже лучше было видно. А интервью я уже все за утро успевала взять. Утром народу не много было, около полумиллиона, позже толпа сгущалась. Сигналом для меня было — если я не могу локоть поднять, значит пора валить. Я всегда покрывала голову и у меня есть специальная одежда для таких поездок – более свободная и темная.

Есть больше опасности, есть меньше, даже в месте, где априори опасно. В 2013 году, когда мы поехали в Каир уже вдвоем с оператором Игорем Гореликом, ситуация была значительно хуже. Не было полицейских и охраны. Мы выходили набегами, носили камеру в пластиковом пакете, чтобы меньше вызывать подозрение, ходили за руку и продумывали каждый шаг. Но это все равно была контролируемая опасность.

В политике опаснее, чем на площади Тахрир
В политике еще больше адреналина и опасности, что тебе сунут нож в спину. Только никуда ездить не нужно.

В 2014 году я задумалась о политике. Меня и раньше звали разные партии, первое политическое предложение я получила в 2006 году, но тогда я не восприняла его всерьез, я занималась любимым делом и понимала, что нужно многое пережить и прожить, прежде, чем вершить судьбы. А после войны 2014, когда многие мои знакомые решили уехать, стало ясно, что с этим нужно что-то делать. Потому что, вот еще одна война, 500 ракет тут, 500 ракет там, и все возвращается на круги своя. В ноябре раздался звонок от Ципи Ливни. Мне импонировала ее позиция, да и такая женщина в политике – у нас явление достаточно редкое и вызывает уважение, но решение мне далось тяжело. Я знала, что я оставляю – я прощалась с любимой работой, а что такое политика, я еще не знала. Решение заняло месяца два. Меня тогда поддержали все – и будущий муж, с которым мы тогда только начали встречаться, и мама, и друзья.

В политике мне было нелегко: работа в коллективе, который не всегда работает так, как ты хочешь, а каждый человек, даже тот, с кем ты в одном списке – профессиональный конкурент. Это минное поле, которое будет поопаснее, чем площадь Тахрир. Но это важное место, оттуда ты можешь рассказывать о болевых точках своей общины и как-то влиять на ситуацию, хоть это и сложно. Из коалиции сложно, а из оппозиции вообще невозможно.

Мне трудно отделить хобби от профессии
Для меня успех – это заниматься любимым делом, тем, что интересно. Мне сложно разграничить, где у меня хобби, а где профессия. Даже когда я работала корреспондентом, я могда в выходные смотреть арабские каналы, просто потому, что мне интересно, а не потому что я выполняла рабочую повинность. Мне действительно интересно знать о людях, которые тоже здесь живут, которые влияют на нашу судьбу, от которых зависит, будет ли у нас мир или война. Если ты горишь своим делом, ты не чувствуешь, что ты вкалываешь, работа становится хобби и успех приходит сам.

Еще важно, чтобы преуспеть, бить в одну точку. Если бы я разбрасывалась, у меня бы ничего не получилось. Мне предлагали и новости вести, и быть редактором. Я отказывалась, я предпочитала делать то, что я делаю, совершенствоваться в этом, нарабатывать знания и связи.
Меня как-то дочь спросила, дескать, а что, если я захочу печь пироги? Я ответила: «Хочешь печь пироги – тогда пеки лучшие пироги в мире!»

«На каблуках по Ближнему Востоку»
Я не знаю, почему нам в последнее время навязывают, что женщина должна выглядеть, как мужчина. Не дай Бог, каблуки, рюшечки, мини – ее ж никто не будет воспринимать всерьез. Почему она должна отказаться от части себя – от игривой части? Женщина может позволить себе оставаться женщиной и при этом совершать научные открытия, летать на Луну и брать интервью на площади Тахрир.

Я люблю всю эту девочковую атрибутику – косметику, каблуки. И не только люблю, но и ношу. Я сейчас как раз заканчиваю книгу, которая так и называется «На каблуках по Ближнему Востоку». В ней есть один эпизод, как я приезжаю в Газу и на въезде у меня ломается каблук, как-то неудачно ногу поставила в какую-то выемку. И вот стою я, в руках сломанный каблук. Водитель меня спрашивает, дескать, для начала к этому террористу поедем или к этому? «Нет, -говорю, -сначала мы поедем в магазин, покупать новые туфли!».

Фотографии Марианны Стебеневой